Жозе Сарамаго - [Про]зрение

В десять часов утра того дня, где мы пребываем, двое полицейских в штатском поднялись на пятый этаж и позвонили в дверь. Отворившая им жена доктора спросила: Кто вы, господа, и что вам угодно. Мы из полиции, нам приказано доставить на допрос вашего мужа и, пожалуйста, не трудитесь сообщать, что его нет дома, квартира под наблюдением, и нам отлично известно, что он – дома. Нет никаких причин допрашивать его, во всех преступлениях, по крайней мере, по сию пору, была виновата я одна. Это уж не нам решать, мы получили приказ, не допускающий двоякого толкования, – доставить врача, а не его жену, а потому если не хотите, чтобы мы применили силу, позовите его, да, и привяжите собаку, чтобы не вышло какой неприятности. Женщина закрыла дверь. Потом, когда открыла спустя минуту, рядом уже стоял доктор: Что вам угодно. Препроводить вас на допрос, мы уже объяснили цель прихода вашей жене, сто раз прикажете повторять. У вас есть ордер. Ордер не нужен, город на осадном положении, если хотите – вот наши удостоверения. Я должен сперва переодеться. Один из нас поприсутствует при этом. Боитесь – сбегу или покончу с собой. Мы выполняем приказ, вот и все. Один из полицейских вошел и пробыл внутри недолго. Я пойду с мужем туда, куда идет он. Нет, не пойдете, здесь останетесь, не вынуждайте меня идти на крайние меры. Да уж куда еще – более крайних не бывает. О-о, бывает, и как еще бывает, вы даже и представить себе не можете, и, обратясь к доктору: Руки. Прошу вас, давайте обойдемся без наручников, я даю вам честное слово, что не сбегу. Руки, я сказал, а честное слово оставьте себе, вот так, так-то оно лучше, спокойней. Женщина обняла мужа, поцеловала, проговорила сквозь слезы: Меня не пускают с тобой. Да не тревожься, вот увидишь – еще до вечера я буду дома. Возвращайся поскорей. Вернусь, моя милая, вернусь. Лифт двинулся вниз.

В одиннадцать часов человек в синем галстуке в белую крапинку поднимается на чердак дома, стоявшего почти строго напротив дома, где живут доктор с женой. При нем деревянный лакированный ящик прямоугольной формы. Внутри лежит оружие – разобранная автоматическая винтовка с оптическим прицелом, который в данном случае будет без надобности, на такой дистанции хороший стрелок промахнуться не может. Не будет применен и глушитель, но уже по причине этического свойства – человеку в синем галстуке в белую крапинку всегда казалось вопиющим вероломством такое отношение к жертве. Оружие собрано и заряжено, пригнана и поставлена на место каждая деталь этого инструмента, идеального отвечающего своему предназначению. Человек в синем галстуке в белую крапинку выбирает позицию для стрельбы и ждет. Он терпелив, он много лет занимается своим ремеслом и дело свое делает на совесть. Рано или поздно жена доктора выйдет на балкон. Впрочем, на тот случай, если ожидание слишком уж затянется, человек в синем галстуке в белую крапинку припас и другое оружие – обычную рогатку, которая пуляет камнями и применяется обычно для битья оконных стекол. И не родился еще такой человек, что, услышав звон стекла, не выскочил бы посмотреть на малолетних вандалов. Минул уже час, но жена доктора пока так и не появилась, плачет, наверно, бедная, но вот сейчас пойдет вдохнуть свежего воздуха, но не станет открывать окно, выходящее на улицу, там вечно толкутся люди, лучше балкон, что смотрит во двор, где куда спокойней с тех пор, как появилось телевидение. Женщина подходит к кованой ограде, берется за нее, ощущает холод железа. Мы не можем спросить ее, успела ли услышать она почти слитный треск двух выстрелов – она уже лежит мертвая на полу, кровь течет и каплями стекает на нижний балкон. Пес прибегает из комнаты, обнюхивает и лижет лицо хозяйки, потом задирает морду к небу и завывает так, что мороз по коже, но третий выстрел тут же обрывает этот вой. Слышал что-нибудь, спросил тогда один слепец. Три выстрела, ответил ему другой. Но вроде бы еще и собака завыла. Уже замолкла, после третьего выстрела. Вот и хорошо, терпеть не могу, когда собаки воют.

Аллюзия на строчку стихотворения Луиса де Камоэнса (1524/1525–1580), «Колокола сзывали в божий храм, // И люди шли, как реки льются в море» (перевод В. Левика). – Здесь и далее прим. переводчика.

Тарпейская скала – отвесный утес с западной стороны Капитолийского холма, с которого в Древнем Риме сбрасывали осужденных на смерть государственных преступников.

Тератология – наука, изучающая уродства и врожденные пороки развития.

По собственной инициативе (лат.).

От: Le jour de gloire est arrivé, «День славы настал» (фр.) – вторая строка «Марсельезы».

Ксенофонт (ок. 430 до н. э. – 355 или 354 до н. э.) – древнегреческий писатель и историк, ученик Сократа. Около 403 г. до н. э. после падения олигархического правительства Тридцати тиранов покинул Афины и принял участие в походе Кира Младшего против его брата, царя Персии Артаксеркса II (401). После гибели Кира в битве при Кунаксе (401) Ксенофонт был избран стратегом и явился одним из руководителей описанного им впоследствии в сочинении «Анабасис» отступления 10 тыс. греческих наемников через всю Малую Азию к побережью Черного моря.

Положение, которое было прежде (лат.).

Аллюзия на стихотворение Фернандо Пессоа (1888–1935) «Мамин сын».

Организация питания (англ.).

Воочию (лат.).

Реймонд Торнтон Чэндлер (1888–1959) – американский писатель, автор детективных романов, повестей и рассказов. Главный герой многих романов Чэндлера – калифорнийский частный детектив Филип Марлоу. В экранизации романа «Глубокий сон» (1946) американского режиссера Хауарда Хоукса его роль сыграл Хамфри Богарт (1899–1957).